Они
были красивы неземной красотой, как сказал поэт. Да-да, самураи, будучи
мужественными аскетами, наряжались, как барышня на выданье. И для каждой
тряпки у них было свое название, и каждый элемент костюма означал очень
многое. Не говоря уже о бантиках и локонах...
У европейских народов есть
правило, что настоящий кабальеро должен одеваться не столько хорошо,
сколько быстро. На самураев это правило не распространялось. Они тратили
бездну времени, чтобы замотаться в разные тряпки, одних названий которых
наберется на трехтомный словарь. И так трогательно помогали друг другу
завязывать на спине тесемочки, которыми крепился панцирь!
В эпоху Токугава самураи стали
выделяться особым видом штанов — хакама, которые разрешалось носить
лишь воинам. Мирным гражданам позволяли покрасоваться в таких штанах
только в исключительных случаях. Например, жених надевал хакаму на свадьбу
и весь день ходил настоящим самураем. Но носить церемониальную одежду
буси простым людям не разрешалось ни под каким видом — пусть он хоть
сто раз женится.
Хакама были действительно
феноменальными штанами: юбкообразными, плиссированными, похожими на
широкие шаровары. Между прочим, все дело было в их длине. Чем длиннее
хакама, тем влиятельнее их хозяин. Простые самураи ходили в относительно
коротких штанах, именуемых кобакама (малые хакама). А вот разные даймё
на официальных событиях появлялись в нагабакама — супердлинных хакама,
штанины которых волочились по полу. Так что у правителей была задача
не запутаться в собственных штанах. Простые же воины, отправляясь в
походы, затыкали полы хакамы за пояс или заправляли их в наголенники.
Короче, подтыкали подол, извините за неуместное, но точное сравнение.
Знатные самураи на официальные
приемы надевали черные кимоно с пятью гербами. Такая одежда называлась
"монцуки". Некоторые щепетильные самураи заказывали одежду,
сплошь покрытую гербами. Такой прикид назывался уже не монцуки, а тобимон,
что, согласитесь, гораздо круче.
Повседневная одежда самураев
состояла из трех частей: плечевого халата — кимоно, тех самых харизматических
шаровар — хакама и накидки — хаори. Всё это вместе называлось рэйфуку.
Еще для торжественных случаев полагалась "катагину" — плотная
накидка без рукавов с накрахмаленными плечами. И дополнительно — куча
разных шмоток, которые все и не перечислишь. А если полы накидки хаори
расходились спереди самым беспардонным образом, самураи скрепляли их
белым бантом. Так и ходили с бантами...
Самурайская прическа — это,
вроде, проще простого. Зачесал волосы на висках, выбрил темя, собрал
пучок на затылке, и ты уже самурай. Но главное — это "кобин"
— "локон, оставляемый сбоку". По нему узнавали самурая. Тогда
как ремесленники, торговцы и прочий пролетариат обязаны были свой кобин
нещадно сбривать. Короче говоря, вот такие они были — прекрасные и ужасные
японские воины: с пучком на затылке, в плиссированной юбке и с бантиками.
Тигр
на животе
Но
самой характерной "одеждой" самураев была... татуировка! На
своем теле они гравировали сакральных зверей, разных чудищ и лики богов.
Самый популярный герой самурайских татуировок был, конечно, тигр, олицетворяющий
силу и отвагу. Известно, что легендарный правитель Японии Дзимму (660-585
год до н.э.) был покрыт такими эффектными татуировками, что царица Сенойатара,
едва увидев их, без памяти влюбилась в героя (надо полагать, они повстречались
на пляже) и принялась сочинять поэму в честь его татуировок. Но самое
главное в японских татуировках, что их наносят с учетом сокращения мышц.
То есть во время физических упражнений или, скажем, в бою самурайские
татуировки оживали. Стоило герою поиграть мускулами, как разные тигры
и драконы начинали извиваться по его телу, как мультфильм. Царицам очень
нравилось.
Служба
сопровождения
Настоящий
самурай не оставит своего господина ни при каких обстоятельствах. Даже
в том случае, если число его вассалов сократится со ста до одного. Мало
того, эти воины не позволяли себе спать, лежа ногами в сторону резиденции
своего господина. А если самурай сквозь сон слышал, что кто-то поблизости
произносит имя его господина, он должен был немедленно встать, одеться
и слушать дальше уже почтительно, стоя в полном боевом облачении.
Собственно, с этими парнями
была только одна проблема. Если вы ими дорожили, их буквально ни на
шаг от себя нельзя было отпускать. Ведь если самураю вдруг показалось,
что его господин даймё им не доволен, самурай не долго думая делал себе
харакири. Посмотрел на него косо этот самый даймё, побранил за плохо
вычищенную упряжь, а самурай уже за амбаром режет себе брюшную полость
фамильным кинжалом. А на видном месте — записка, что, мол, уходя из
жизни, сожалею только о том, что плохо вычистил упряжь своего господина.
Бригада "скорой" разводит руками в том смысле, что зря побеспокоили:
таких уже не лечат.
Или вот еще был случай. Один
великий даймё, мудрый и справедливый, всегда брал с собой на охоту своего
верного самурая. Даймё, ясное дело, ехал верхом, а самурай бежал рядом.
И вдруг, натурально, — тигр. И не просто так, а с недобрыми намерениями.
Хочет съесть мудрого и справедливого. Самурай проявляет чудеса храбрости,
но и тигр недешево продал свою жизнь. Поломал самураю хребет, бедняга
не может идти. Тут его господин сходит с коня и велит посадить героя
в седло и доставить в замок. Но в тот момент, когда его усаживают на
коня, самурай умудряется заколоть себя кинжалом: ну не может он позволить,
чтобы господин — мудрый и справедливый — топал пешком, а он, простой
самурай со сломанной хребтиной, ехал на господском коне. То есть мужик
конкретно уважил Правило Ствола и Ветвей — однозначно достойный поступок.
Скромные они были.
Из самураев получались отличные
секьюрити. Современным телохранителям до них далеко. Нынешние назойливо
маячат рядом со своим подопечным, ломятся с ним даже, извините, в туалет,
тогда как самураи были просто образцом такта и деликатности. Например,
в трактате Дайдодзи Юдзана "Будосёсинсю" так описываются действия
самурая из службы сопровождения. Доехав до какого-то места, где господин
решил остановиться на отдых, самурай первым делом шел "расспросить
местных жителей, отметить все близлежащие холмы, рощи, усыпальницы и
храмы". Ему следовало определить, в каком направлении идут пути
отступления, в каком состоянии дорога. Через некоторое время он уже
знал окрестности как свои пять пальцев. Это было полезно на случай покушения:
самурай заранее изучал дорогу к безопасному месту, куда он спрячет своего
повелителя.
А
если господин находился в гостях, самурай не норовил сесть за стол вместе
с ним, заслоняя его наподобие шкафа и оправдывая свою наглость тем,
что подобный беспредел оговорен в контракте с агентством. Дескать, в
противном случае я никакой ответственности не несу... А самурай нес.
Сторожил снаружи, за дверью, и нес! В смысле — ответственность. Если
до его слуха доносился шум, самурай заглядывал внутрь, чтобы взглянуть
на своего хозяина. Но свято соблюдал правило вежливости: "Увидев
его, сразу же удались". Ведь никакой опасности нет: просто
господа перепили саке или количество слогов в хайку не сходятся...
Самураи
до такой степени сжились с презрением к смерти и самопожертвованием,
что на каждом шагу норовили умереть красиво. Как заметил герой г-на
Акунина в известном романе, их, японцев, хлебом не корми, дай только
чтобы кто-нибудь красиво умер... (За точность цитаты не ручаемся.) Недаром
самым знаменитым изречением "Хагакурэ" стали слова: "Я
постиг, что Путь Самурая — это смерть". В ситуации "или —
или" самураю предписывалось без раздумий выбирать смерть. Так поступали
самураи, что и привело к полному их исчезновению.
Напрасно
мирные забавы...
Ясное
дело, нелегко работать самураем. С нашей точки зрения, один напряг.
Но неужели такой железный парень с бантиком никогда не расслаблялся
в свое удовольствие? Нельзя же сорок восемь часов в сутки ходить в атаку
с катаной наперевес, а в свободное время стоять у дверей своего господина...
А как насчет пивка попить, с девушками познакомиться, культурно развлечься
и все такое? Да, они позволяли себе маленькие радости жизни — на свой,
самурайский лад. Они писали стихи, составляли букетики, наряжались в
шелка и... меняли имена — сообразно повышению в чине.
Вообще, у самураев было много
мирных забав...
Во-первых, они женились. Ну,
скажете вы, тоже мне развлечение. Но это вы так говорите, потому что
не знаете, что это за чудо — жена-японка. Это создание всю жизнь преданно
смотрит в глаза своему повелителю. Она живет с одной целью — угодить
мужу. И потому всегда ласкова и обходительна. С такой женой мужчина
— самурай он или торговец кимоно — чувствует себя центром вселенной.
Причем постоянно. В ответ японская жена чрезвычайно редко слышит от
своего самурая доброе слово, и потому воспринимает эмоции как тревожный
сигнал.
Кстати, не зря. Муж мог прийти
домой и, между прочим, сказать: а знаешь, дорогая, мы сегодня делаем
харакири. Причин для этого могло быть много. Например, самурай узнал,
что его племянник по линии седьмой воды на киселе повел себя недолжным
образом, предал Государя-Императора и съел Красную Шапочку. Он, самурай,
узнав о таком деле, не может теперь жить с этим. Как вы думаете, что
ответит японская жена своему мужу-самураю? Нет, она не будет вызывать
психиатрическую неотложку. Нет, она не спросит о причинах такого решения.
Она даже не поинтересуется, почему это он сказал "мы" делаем
харакири, а не "я" делаю харакири. Она разве что предложит
ему (самым обычным тоном!) сначала принять ванну, а потом скажет, что
ужин готов. Поужинаем, милый, и за дело...
Новость
не будет для нее неожиданной: жена самурая тоже готова к смерти в любую
минуту. Правда, женский вариант сэппуку был гораздо гуманнее. Если самураи
вспарывали себе живот, то их жены перерезали себе горло (это называлось
дзигай) или закалывали себя кинжалом в сердце. Кинжал, кстати, использовался
особый — кайкэн. Как правило, это был свадебный подарок мужа. А если
самурай брал в жены дочь самурая, то у нее заветный клинок уже был:
папа-самурай подарил ей на день рождения, в честь совершеннолетия. Особым
сладострастием считалось совершить сэппуку мечом мужа.
Так они и жили. Как сказано
в самурайском трактате "Хагакурэ": "Следовать по Пути
искренности — означает жить каждый день так, словно ты уже умер".
Зато
у самурайских жен были очень красивые кимоно — узорчатые "ючикаке".
Их надевали лишь по самым торжественным случаям. Скажем, на свадьбу,
или на прием в императорском дворце.
Пища
духовная
Поесть
всласть самураям почти никогда не удавалось. Куда ни шагни — то этикет,
то традиции. Прежде чем отправить себе в рот рисовое зернышко с сырой
рыбкой, надо столько обычаев уважить, что есть-то практически и некогда
будет.
У японцев принято есть каждому
за отдельным столиком или за отдельным подносом. И любой трапезе предшествует
созерцание еды. Надо сказать, что тут есть чем любоваться. Некоторые
деликатесы подают на блюде, где из ломтиков рыбы выложена настоящая
картина — летящий журавль или бабочка. А то и целый пейзаж, созданный
из перламутровых кусочков рыбы. И обязательно миниатюрные цветы,
вырезанные из овощей: розы из морковки, ирисы из тыквы... Но не спешите
пробовать на вкус пейзаж в тарелке. Это философское произведение, над
которым настоящий самурай долго медитирует, прежде чем, наконец, пообедать
этой философией. На созерцание горных вершин и морских волн в тарелке
уходило немало времени. И никто не боялся, что кушанья остынут: рыба-то
сырая...
На старинных японских картинах
частенько изображали трапезу самураев. Бросается в глаза некоторый диссонанс:
огромные самураи, задрапированные в просторные кимоно, сидят за крошечными
столиками, каждый — за своим. И на столике стоит перед таким великаном
крошечное блюдечко с горсткой риса — кошачья порция, не более. А то
и не риса, а каких-нибудь водорослей. И лица у воинов, понятное дело,
зверские. Еще бы — это и есть обед самураев.
Господам самураям подавали
мизерные порции в деревянных коробочках. Конечно, пища была украшена
согласно сезону и моде утонченного киотского двора — белой хризантемой,
а на стене висел красивый иероглиф на рисовой бумаге, помогающий возвыситься
духовно. Однако, намахавшись мечами, самураи испытывали волчий аппетит,
долго созерцать рыбную Фудзияму им не хотелось. Поэтому они изобрели
обычай съедать побольше мизерных порций, наваливаясь на еду с шумным
одобрением и причмокиванием.
Если пьянка (то есть, простите,
утонченная трапеза) намечалась с гейшами, то девушек надо было развлекать
чтением стихов. Причем — только что сочиненных. Некий профессор объяснял
этот феномен отношений самураев с гейшами тем, что обычные добропорядочные
жены-японки практически не требуют к себе внимания. Ну, ходит по дому,
шуршит кимоно и угождает желаниям господина (здорово, правда?!), а господин
ее и не замечает. А вот гейша — это, понимаете ли, особенная женщина,
которой господин сам готов угождать — в меру своих возможностей. Умственных
в том числе. То стишок расскажет, то цветочек подарит или чайную церемонию
соорудит. В конце концов, самурай он или нет?!
Саби
и Ваби
Но
нельзя же всё время кормить гейш сырой рыбой. Хотя, конечно, они это
дело любят, но от чая тоже не отказываются. Да и сами самураи пристрастились
к чайным церемониям. Для этой цели в XIV-XV веках устраивали специальные
сады в сдержанном стиле карэсэнсуи (сухой пейзаж) с чайными домиками.
Эта мода сложилась в тиши дзэн-буддийских храмов, она как нельзя лучше
выражала суровость философии Дзэн, ставшей основой мироощущения самураев.
Во второй половине XVI века устройство сада и архитектура чайного домика
— все было подчинено принципам Саби и Ваби, означавшим безыскусную изящную
простоту, в духе старины, и гармонию уединенного сада.
Впрочем,
все это дело обставлялось весьма забавно. Например, если чайный домик
располагался по ту сторону ручья, то к нему вела извилистая тропинка,
освещенная садовыми фонариками, а сам ручей следовало переходить по
живописным замшелым камням. Романтично, не правда ли? Низенькая каменная
чаша — тсукубаи — с непременным каменным фонарем поблизости была нужна
для омовения рук. В домик нельзя было входить с оружием. Ведь создатель
чайной церемонии — Мурато Дзюко — так сформулировал четыре ее принципа:
гармония, почтительность, чистота и тишина. Каждый уважающий себя самурай
заводил посуду для чаепития и часто дорожил чайником не меньше, чем
своим мечом. Ибо обладающий лишь грубой силой не достоин звания самурая"...
Еще
высокопоставленные самураи, даймё, увлекались каллиграфией, музицировали
и покровительствовали искусствам. А то, бывало, в перерывах между боями,
когда устанут рубить головы, облачатся в драгоценные шелка и давай декламировать
стихи собственного сочинения. Утонченные люди...
Хайиу
в три ступеньки
Говорят,
что краткая стихотворная форма хайку появилась именно во время самурайских
застолий с гейшами. Суши тогда подавали не так, как в большинстве современных
ресторанов, а на особом деревянном мостике, похожем на деревенское крылечко
— три ступеньки вверх, площадка и три ступеньки вниз. На этих ступеньках
и на верхней площадке раскладывали суши, рыбу и рис, завернутые в зеленые
листья. Причем на первой ступеньке было пять суши, на второй — семь,
на третьей — вновь пять порций суши.
Есть легенда, что некий остроумный
самурай обратил внимание своих сотрапезников, что количество ступенек
равно числу строчек в хайку, и предложил коллегам сочинить хайку, где
количество слогов в строчках равнялось бы числу порций суши на ступеньках.
Самураи принялись с жаром подбирать слова. Гейши, понятное дело, были
в восторге...
Так
что неудивительно, что знаменитый поэт Басе был родом из клана самураев
— поднаторели они в стихосложении.
Сэн
Сенагон, XXL
