Европейцы
узнали о Японии лишь в XVI веке. Ее открыли португальские мореплаватели.
Но в конце XVI века японский император запретил европейцам въезд в свою
страну, и этот запрет действовал до 1868 года. Отмена его была связана
с происшедшем в стране переворотом, который положил начало вступлению
Японии на путь капиталистического развития. Она стала первой азиатской
страной, воспринявшей европейскую цивилизацию. "Японское чудо"
за два-три десятилетия после Второй мировой войны превратило ее в одну
из самых экономически развитых государств мира. Однако Япония может
служить примером того, что усвоение европейского индустриально-технического
опыта совсем не обязательно влечет за собой утрату национального своеобразия
культуры. Самая современная научно-техническая база общества сочетается
там с сохранением древних традиций, обуславливающих уникальные особенности
японского образа жизни. Говорят, что сердцем Япония - в старом, умом
- в новом.
Японцы - загадка нашего
века, это самый непостижимый, самый парадоксальный из народов… В то
время как история объявляет их агрессивными, жестокими, мстительными,
опыт показывает их покладистыми, добрыми, мягкими. В те самые времена,
когда складывалась изысканная утонченность чайного обряда, они проявляли
ни с чем несравнимую жестокость. Те самые люди, которые провели половину
жизни в отрешенном созерцании, в сочинении стихов и наслаждении искусством,
посвятили другую половину разрубанию своих врагов на куски и любованию
обрядом харакири. Японскому национальному характеру присуща как замкнутость,
так и восприимчивость. Сосуществование этих двух противоположных тенденций
- ключ к пониманию образа жизни японцев.
Всему свое место -
общий принцип, объясняющий особенности японского образа жизни. Из этого
принципа вытекает, что универсальных норм поведения для японцев не существует:
поведение, допустимое в одних условиях, не может быть оправдано в других.
Есть область обязанностей и есть область удовольствий. При очень жестких
ограничениях в области обязанностей японская мораль весьма либеральна
и открывает множество лазеек к распущенности в области удовольствий.
Она считает человеческие слабости естественными и отводит им хотя и
второстепенное, но вполне узаконенное место в жизни. Путы бесчисленных
сложных правил связывают по рукам и ногам поведение японца дома, в гостях,
на службе. Но в общественных местах, среди людей незнакомых он считает
возможным проявлять полнейшую 
бесцеремонность.
До тех пор, пока прохожие на улице или пассажиры в вагоне остаются незнакомцами,
японец считает себя вправе относиться к ним как к неодушевленным предметам.
Полагается обоюдно делать вид, что делаешь это как часть толпы, а не
как отдельная личность.
Всему свое место -
это означает также соблюдение строжайшей субординации и иерархии в социальных
отношениях. В семье мать должна кланяться отцу, сестры обращаются к
братьям в более учтивых выражениях, чем братья к сестрам, старшего сына
родители ставят в привилегированное положение среди всех детей. На службе
иерархия должностей определяет не только обязанности, и церемонии, с
которыми люди вступают в контакт друг с другом. Каждый должен действовать
по принципу: "Делай что положено". Престиж вышестоящего по
должности демонстративно подчеркивается. Проявлять личную инициативу,
выходящую за рамки служебных обязанностей, принимать самостоятельные
решения там, где можно этого избежать, - недопустимо, так как это может
быть воспринято как попытка высунуться вперед, нанести урон авторитету
старших. Вместе с тем и браться за дела, которые должны выполнять нижестоящие,
- унизительно. Японец всегда чувствует себя членом какой-то группы -
то ли семьи, то ли фирмы. Он подчиняется мнению этой группы и ведет
себя соответственно своему положению в ней.
Одна из важнейших скрытых
пружин, которая управляет механизмом поведения японцев, - это долг чести
("гири"). Он заставляет постоянно заботиться о своей репутации,
о том, что будут думать о тебе другие члены твоей группы. Как и китайцы,
японцы считают необходимым во что бы то ни стало "сохранить лицо",
сделать все, чтобы не уронить себя в глазах окружающих поступком, который
будет осуждаться общественным мнением. Гири побуждает японца всячески
избегать ситуаций, в которых есть риск "потерять лицо", подвергнуться
унижению. Токийский полицейский, остановивший иностранца за нарушение
правил езды, отпускает его, если тот оправдывается на английском: признание
, что он не понимает английского, может нанести урон чести столичного
полицейского. По той же причине японские преподаватели не любят, когда
ученики обращаются к ним с вопросами. Поскольку любая услуга требует
взаимности, т. е. Должна быть как-то вознаграждена, японцы стараются
избегать случайных одолжений со стороны другого человека. Это отразилось
в том, что даже слово аригато, которое переводится как "спасибо",
на самом деле буквально значит: "вы ставите меня в трудное положение".
Таким образом, японец, выражая благодарность, как бы сожалеет, что остался
в долгу.
Давление гири на поведение
японцы сказывается и в том, что они стремятся не ставить другого человека
в неудобное положение, которое может как-то подорвать его репутацию
или возложить на него какое-то добавочное бремя долга чести. Сложные
и многочисленные правила японского этикета неукоснительно выполняются
потому, что нарушение их может быть воспринято как неоказание человеку
подобающего уважения. Горячо спорить, ругаться, использовать бранные
слова считается крайне неприличным. Свое несогласие с собеседником полагается
выражать со многими извинениями и со знаками недоверчивости к своим
собственном суждениям. Японцы проявляют поразительную изобретательность,
чтобы избежать необходимости высказать прямое возражение собеседнику.
Японец никогда не скажет вам "нет". Даже отказываясь от второй
чашки чая, гость вместо "благодарю вас, нет" употребляет выражение,
дословно означающее: "мне уже и так прекрасно". Чтобы не вынуждать
вас отвечать "нет", японцы в письменных приглашениях просят
обвести одно из двух слов: "присутствую" или "отсутствую".
Обратной стороной усердного уклонения от прямого отказа является то,
что японское хай "да" вовсе не всегда означает согласие. Ради
учтивости японцы жертвуют точностью и ясностью изложения своих подлинных
мыслей и намерений. Они полагают, что каждый сам должен догадаться,
что думает на самом деле его собеседник. "Японец считает, что не
беда, если мысли не высказаны или если слова не переведены. Нюансы этикета
для него куда важнее тонкостей синтаксиса или грамматики. Вежливость
речи ценится выше ее доходчивости" (Б.Рудофски). Это часто навлекает
на них обвинение в коварстве и нечестности. Однако для японца быть искренним
- значит прежде всего стараться сделать так, чтобы никто из его партнеров
не "потерял лицо". Это не столько правдивость, сколько осмотрительность
и тактичность. "На Западе люди либо говорят вам правду, либо лгут.
Японцы же почти никогда не лгут, однако им никогда не придет в голову
говорить вам правду" (Б.Данхэм). Западные авторы часто говорят
о "загадочной японской улыбке", об искусстве японцев скрывать
свои мысли. Однако, японцы поражают своим умением чутко улавливать настроения
и мнения собеседников. Общение по правилам японского этикета выработало
у них способность понимать друг друга без слов.
Японцы предпочитают
не вступать в соперничество друг с другом в тех случаях, когда победа
одной из сторон может означать унижение для другой. Педагог, оценивая
успехи ученика, будет сравнивать его нынешнюю успеваемость с прежней,
но не с успеваемостью других учеников. Школьник вряд ли станет отвечать
на вопрос, кто в его классе лучший, а кто худший ученик. Даже конкурентной
борьбе японские дельцы ухитряются придавать видимость компромисса, посредством
которого каждая фирма занимает "подобающее место" в данной
отрасли бизнеса. Европейцу это может показаться странным парадоксом,
но японцы считают естественным проявлением заботы о других людях не
предлагать им никакой помощи, пока они не попросят. Японец может без
всяких угрызений совести пройти мимо упавшего прохожего, не делая никакой
попытки помочь ему подняться. Отсюда возникает впечатление, что японцы
- люди черствые, неотзывчивые. Однако дело здесь не в отзывчивости,
а в особенностях их психологии: они полагают, что сделать что-нибудь
для незнакомца без его просьбы - значит превратить его в своего морального
должника, т. е. Воспользоваться его затруднением в свою пользу.
Японцам присуща не столько решимость покорять и преобразовывать природу,
сколько стремление жить в гармонии с ней. Этой же чертой пронизано их
искусство. Японские художники не диктуют свою волю материалу, а лишь
выявляют заложенную в нем природой красоту. "Не сотвори, а найди
и открой" - таков их девиз. Архитектор возводит постройку так,
чтобы она сливалась с природой. Садовник искусно придает саду или парку
облик естественного ландшафта. Повар стремиться сохранить вид и вкус
сырых продуктов.
Прекрасным японцы считают то, что соответствует четырем принципам: саби,
ваби, сибуй и юген.
Саби буквально означает
"ржавчина". Это понятие выражает прелесть старины. Японцы
видят особое очарование в следах, которое оставило на вещах время. Их
привлекают потемневший цвет старого дерева, замшелый камень, обтрепанный
корешок древней книги.
Ваби - это простота,
отсутствие вычурности, прелесть обыденности. Практичность, функциональная
целесообразность, утилитарная красота может превратить в глазах японца
любой предмет домашней утвари в произведение искусства.
Принцип сибуй соединяет
простоту и естественность. Он утверждает красоту предмета самого по
себе, присущую ему изначально, а не возникшую благодаря его обработке.
Идеал для японца - достижение максимальной практичности путем минимальной
обработке изделия. Кинжал незачем украшать орнаментом - его делает прекрасным
сама форма и острота лезвия. Чашка хороша, если она, сохраняя первородный
вид глины, удобна для пользования.
Наконец четвертый принцип
красоты - юген - воплощает мастерство намека или подтекста, прелесть
недосказанности, незавершенности. Наслаждаться красотой для японца значит
вслушиваться в недоговоренное, всматриваться в недорисованное. Примером
тому - поэзия хайку. Это стихотворения из трех строк, в которых выражается
один единственный поэтический образ. Такая предельно лаконичная форма
рождает в воображении японца огромное множество ассоциаций и переживаний,
доставляющих эстетическое наслаждение. Вот, например, хайку знаменитого
поэта Басё, в котором речь идет о цветах - но только ли о них?
О сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему,-
В этом высший подвиг цветка!
А вот как - одним неожиданным
наблюдением, которое побуждает читателя включить свое воображение, чтобы
представить все оставшееся "за кадром", - рисуется в форме
хайку картина осени:
Гляжу - опавший лист
Опять взлетел на ветку.
То бабочка была.
