Каратэ
- одна из самых известных в мире систем рукопашного боя. Это также своеобразная
нравственная практика, развивающая в человеке социальные добродетели:
благоразумие, воздержание, праведность и стойкость. Таким образом, изменяя
наше сознание, занятия каратэ прямо способствуют восприятию главных
небесных даров - веры, надежды и любви. Поэтому странная восточная борьба
так распространена в христианском мире.
За какую-то сотню лет она
несколько раз изменила свое название, расцвела в Японии, где вскоре
превратилась в каратэдо (традиционное окончание -до, или «путь» по-японски,
определяет каратэ именно как систему нравственного совершенствования),
вместе с американскими солдатами пересекла океан и надолго воцарилась
на Западе королевой единоборств. Само слово «каратэ» переводится как
«пустая рука».
Было
бы вполне естественно связать феномен распространения каратэ с «открытием
Японии» во второй половине XIX века, когда канонерки коммодора Перри
положили конец политической самоизоляции Страны восходящего солнца.
Тем не менее для самих японцев каратэ явилось таким же, если не более
ошеломляющим, открытием. Собственно, по некоторым сведениям, на Запад
оно попало даже несколько раньше. Дело в том, что родиной каратэ была
глубочайшая японская провинция - Окинава. И человеком, чье имя много
десятилетий связывают со всемирной проповедью каратэ, стал окинавский
провинциал - преподаватель классического китайского языка и разорившийся
аристократ Фунакоси Гитин.
Островитяне
Окинава
- совсем маленький остров, что-то около пятидесяти км длиной. Чтобы
хорошим шагом пересечь его поперек в самом широком месте, понадобилось
бы не более двух часов. Тем не менее тут есть самые настоящие города,
тоже очень маленькие, и даже множество деревушек и хуторков, что даже
трудно себе представить. Традиции Окинавы отчетливо делят остров на
Север и Юг со своими обычаями, местными преданиями и, конечно, школами
каратэ. Каждая из трех школ (кроме «южной» и «северной» сохранилась
еще третья, которую можно счесть «смешанной») представлена множеством
«дворов». Это частные учебные заведения, иногда закрытые, подобно европейским
клубам. Любой двор свято чтит собственные традиции, идущие от отца-основателя,
проживавшего на острове лет сто-двести назад или ныне здравствующего.
Как правило, все эти исторические личности так или иначе связаны между
собой узами родства и свойства. Во-первых, как и было сказано, Окинава
- очень маленький остров, во-вторых, люди, объединенные общими интересами,
тянутся друг к другу, и, наконец, в патриархальном обществе принято
скреплять деловые союзы узами брака.
Первоначально это крохотное
аграрное государство тяготело к Китаю, как, впрочем, любая страна в
Юго-Восточной Азии. Князья, воинское сословие и прочие культурные люди
были знатоками китайской классической литературы и приверженцами китайского
социального здравомыслия. Здесь, как и в соседней Японии, издавна было
принято воздвигать своего рода триумфальные арки или ворота, которые
на первый взгляд никуда не ведут. Эта традиция тоже имела китайские
корни, и главные на острове Врата Почтения стояли в порту, обращенные
в сторону Поднебесной империи в знак глубочайшей признательности и уважения.
Официальный китайский язык был в ходу почти наравне с окинавским. Несколько
столетий назад японцы окончательно присоединили к себе остров Окинава,
и вскоре самоуправлению маленьких местных аристократов был положен конец.
Появление своеобразных приемов
рукопашного боя то и дело связывают с поголовным разоружением японским
правительством местных жителей. Такая политика неоригинальна и еще сравнительно
недавно пользовалась успехом даже в христианских державах. Достаточно
вспомнить реакцию Британской империи на восстание сипаев в Индии. На
самом деле, конечно, изъятие церемониальных мечей у окинавских дворян
не сыграло никакой роли в формировании местной културы. Жизнь на острове
всегда была нелегка, а с приходом японцев стала еще тяжелее, но в силу
естественной изоляции Окинавы и ее крайней бедности японизация не очень-то
отразилась на психологии населения. Обычаи почти не менялись, поскольку
завоевателям не было до них дела. Да и мечи отбирали вовсе не самураи,
а законный правитель острова за век до этого. Так были сделаны первые
шаги к централизации власти.
Воцарившись на Окинаве в XVII
веке, японские феодалы только упрочили сложившееся положение и за последующие
два столетия ободрали остров как липку. Тем не менее даже при них народ
как-то мог жить, хотя бедность была ужасающая. Побывавший на острове
в 1854 году на фрегате «Паллада» Иван Александрович Гончаров, автор
«Обломова», пишет о том, как русские моряки, вознамерившись пополнить
у островитян запасы провизии, были вынуждены отплыть от гостеприимного
берега несолоно хлебавши. Излишков еды не нашлось даже на продажу. И
все же местная культура существовала, что легко объяснить исключительными
человеческими качествами народа в целом и представителей образованных
классов - главным образом старых дворянских родов. Вообще за всю историю
острова не было путешественника, который бы не отметил удивительное
достоинство окинавцев, их доброту и приветливость. Это старинное провинциальное
вежество позволяло островитянам оставаться самими собой даже тогда,
когда в глазах новой власти они превратились в «туземцев» и «недочеловеков».
Однако
в конце XIX века европеизация Японии привела к окончательному падению
военной аристократии на Окинаве. На сей раз не уцелели те, кого прежде
японские культуртрегеры щадили хотя бы «по сходству». Физически их не
уничтожили, даже согласились, в общем-то, считать людьми и предоставили
известные возможности социального роста. Но для неимущих потомков профессиональных
рыцарей, веками державшихся на плаву исключительно благодаря воинским
добродетелям, насильственный переход в другие сословия был страшней
поголовного истребления. Мелкопоместные островные дворяне сами закрывали
себе путь наверх, предпочитая по принципиальным соображениям превращаться
в крестьян. Идеологией бедных никто особо не интересовался.
Фунакоси
причесанный и Фунакоси стриженый
Наш
герой как раз и происходил из семьи вот таких традиционалистов. Подобно
шотландским якобитам, чуть не по сей день ожидающим возвращения Стюарта,
или вернувшимся из ссылки русским декабристам, они неизменно становились
мишенью для шуток «прогрессивных людей». Такая малость, как отказ от
старинной самурайской прически, могла открыть юному Фунакоси двери тогдашних
университетов; однако он вовремя не подстригся и высшего образования
не получил. Впоследствии ему все же пришлось выбрать стрижку как наименьшее
из зол, чтобы по крайности устроиться на работу школьным учителем, иначе
его родители, еще более принципиальные, чем он сам, просто умерли бы
с голоду. Таким образом, будущий гений пренебрег из сыновнего долга
тем, чем не поступился бы из соображений личной выгоды - воинской честью.
В общем, как и все хорошие люди под этим небом, он в конечном счете
остался ни с чем - без чести и без образования.
Трудно сказать, относился
ли молодой школьный учитель ко всему этому с должным юмором. По общему
мнению, чувство юмора у японцев развито довольно слабо; однако сами
японцы частенько подсмеиваются над слишком серьезными и простодушными
жителями Окинавы. Скорее всего, Фунакоси особенно не задумывался над
происходящим и просто выполнял свой долг - долг учителя в школе, долг
сына в семье. У него были свои представления о благе нации, и он не
одобрял западных новшеств, хотя, конечно, умер бы за процветание императора.
В таком положении люди состоятельные сходят с ума или кончают с собой
(или то и другое вместе, как, скажем, случилось с одним японским писателем
примерно того же времени). Неимущие растворяются в повседневном труде
и гибнут от истощения или же понемногу опускаются. Нашему герою помогло
выжить его исключительное общественное служение, которое он, быть может,
сам себе выдумал - и потом уж следовал ему до смерти. Речь идет, разумеется,
о каратэ.
Почему
иероглифы, образующие фамилию Фунакоси, сплошь и рядом стоят рядом с
этим словом, ныне так хорошо известным? Ведь это не Фунакоси «придумал»
каратэдо. Хотя рядом с ним так же самозабвенно трудились множество истинных
первопроходцев. Вот великолепный Кано Дзигоро, фактически почти советник
императора по иностранным делам, убежденный западник, изобрел дзюдо
- буквально сложил его «на коленке» на глазах у почтеннейшей публики
и увенчал собственной, авторской философией. Потом, после его смерти,
благодарные ученики полезли в дневники мастера в надежде обнаружить
там сокровенные тайны боевого искусства. Оказалось, что свои записи
Кано вел исключительно на английском языке. Восток - дело тонкое. Или,
напротив, создатель не менее популярной сегодня борьбы айкидо Уэсиба
Морихэй - загадочная во многом личность, настоящий японский колдун,
какими их себе представляешь по комиксам. Рядом с такими людьми фигура
нашего героя в роли основателя традиции предстает сомнительной.
В
самом деле, Фунакоси ничего не придумал. Он, следуя словам столь почитаемого
военным сословием Конфуция, мог бы сказать и о себе: «...я продолжаю,
не творю; люблю чистосердечно древность...» И в тогдашней Японии, самозабвенно
тянувшейся ко всему новому и прогрессивному, такая позиция продолжателя
была очень неудобной. Однако если бы его заподозрили в стремлении возглавить
учение, Фунакоси был бы оскорблен. При первых же попытках излишне благонамеренных
последователей причесать его «под великого наставника» бывший младший
преподаватель с Окинавы, а ныне простой японский дворник, образно говоря,
соорудил себе скромненькую ученическую стрижку, представившись на людях
«одним из многих», очередным учеником своего учителя. А этот самый учитель
тоже оставался для своих современников всего лишь одним из звеньев в
цепи, которая ни за что не должна была прерваться. Правда, в те времена,
еще более отдаленные, никто и не помышлял, что каратэ поедет в Японию.
И слова-то такого - каратэдо - никто не слышал.
«Рука
Окинавы»
Трудно
сказать, когда островитяне начали заниматься рукопашным боем. Во всяком
случае, исторические источники - семейные архивы главным образом - возводят
эту традицию никак не ранее чем к XVII веку. Именно тогда каратэ впервые
явило себя во всей красе - сразу как путь нравственного совершенствования
и национальное достояние. Приемы были прямо заимствованы из цюаньфа-
«кулачного способа», буддийской религиозной практики, построенной на
закалке тела и воли через единоборство. Как раз в то время в Китае воцарилась
последняя императорская династия - маньчжурского происхождения. Монастырь
Шаолинь - фактический центр цюаньфа - в этом качестве постепенно приходил
в упадок. Но если монашеские боевые практики новые государи не поощряли,
то в миру многочисленные светские школы ушу- «воинского мастерства»
- подвергались настоящим гонениям. В них власти видели возможные источники
политического сопротивления.
Разумеется, такие силовые
меры имели обратный эффект. Из национального культурного феномена ушу
превратилось в символ патриотического сопротивления. Все больше обеспеченных
людей, которые могли позволить себе тратить время на обучение, и просто
оголтелых энтузиастов искали и добивались встреч с монахами-воинами
и при малейшей возможности перенимали у них прежде недоступные навыки.
Эти секретные приемы, относящиеся к так называемым методикам реализации
необычных умений, выходя за стены монастырей, превращались в руках их
обладателей в смертельное оружие. Носителей этих умений власти преследовали,
мастера постепенно перебирались на юг Китая, а оттуда - вместе с пиратами
- на Тайвань и многочисленные мелкие острова Южных морей, с которыми
традиционно поддерживались торговые и культурные связи.
На Окинаве тоже была китайская
диаспора, в значительной части представленная как раз такими рыцарями
без страха и упрека. Они с удовольствием брались за любую работу, если
это не противоречило их понятиям о чести и позволяло продолжать любимые
занятия. В свою очередь, небогатые, но уважаемые окинавские дворяне
считали за честь для себя обучаться у китайских наставников, как их
далекие предки на заре островной культуры. Китайцы нанимались также
телохранителями ко двору местного князя, что позволяло им опять-таки
распространять учение. Не прошло и полувека, как на острове оказали
себя уже собственные мастера, посвятившие жизнь «китайской грамоте».
Все они ныне признаны родоначальниками каратэ.
В то время оно называлось
еще окинаватэ - «рука Окинавы», или даже попросту тэ, настолько своеобразна
была эта система рукопашного боя. До нее на острове знали несколько
разновидностей местной борьбы вроде самбо; из Китая туда попал армрестлинг
(да, и это тоже - китайское изобретение), разные виды ушу небуддийского
происхождения. Однако тэ ни с чем не путали. Вскоре стало очевидным,
что Окинава стремительно обретает статус родины исключительно самобытного
и продуманного боевого искусства. Наряду с китайскими корнями в технике
стали отчетливо прослеживаться все новые ветви, уже местного происхождения.
Количество дворов, где квалифицированно преподавали тэ, исчислялось
десятками. И это стало оказывать все более выраженное нравственное воздействие
на население.
Дело в том, что в те времена
люди, не испорченные гуманистическими идеалами, то бишь попросту верующие
- кто во что, относились к новым идеям, событиям и вещам иначе, чем
в наши дни. Сегодня способность разбить головой кирпич, сломать ладонью
очень толстую
доску, перепрыгнуть через ворота или простоять три дня и три ночи в
снегу свидетельствует о силе и стойкости человека. А в старое время
все это честно и простодушно считали чудом. И когда некий односельчанин
раз за разом обнаруживал все эти навыки, да еще в сочетании с милосердием
и глубоким знанием человеческой природы, к его мнению начинали прислушиваться.
И подражать ему стремились не в его героических подвигах, а в его повседневных
занятиях, справедливо рассматривая их как путь жизни. Поскольку тэ постоянно
приводила своих адептов к таким результатам, ее сочли чем-то вроде философской
школы. И традиции этой школы поддерживали не менее самозабвенно, чем
гденибудь в Древней Греции.
Каратэ
и каратэдо
Вопреки
сложившимся в современном спорте представлениям о том, как должно быть,
наш герой начал занятия тэ довольно поздно - уже в подростковом возрасте.
Правда, с учителями ему очень повезло. Первый наставник Фунакоси - некий
Адзато Ясуцунэ - был искренним и простым человеком, фанатически увлеченным
тэ, хотя звезд с неба отнюдь не хватал. Здоровенный и красивый, он являл
собой настоящее воплощение воинского духа - этакий окинавский Портос
и большой аристократ к тому же. В общем, прекрасная ролевая модель.
Но главным достоинством Адзато была его тесная дружба с другим мастером
тэ - великим учителем Итосу, автором нескольких современных ката - «способов»,
то есть неких движений, составляющих в комплексе законченную методику
поединка.
Итосу, по прозвищу Анко -
Железный Конь, даже по улицам ходил необычной походкой, привычно выставляя
ноги в подобии высокой «стойки всадника». Этот человек, считавший милосердие
единственной настоящей целью каратэ, неоднократно уклонялся от драки,
рискуя прослыть слабаком и трусом. Даже при явной необходимости вступить
в поединок он, как правило, ограничивался захватами и другими «мягкими»
техниками, чтобы по возможности не ранить противника. Пользуясь своими
связями при окинавском дворе, Адзато пристроил друга личным секретарем
князя, что в традиционном обществе было одновременно официальным признанием
личных качеств Итосу. Вскоре он стал вторым и главным учителем нашего
героя. Под его руководством физически слабому юноше удалось не только
поправить свое здоровье, но и превратиться в одного из сильнейших молодых
мастеров своего времени.
Фунакоси стал любимым учеником
Итосу. Они оба были начисто лишены агрессии и какого бы то ни было духа
соперничества. Всякого рода погоню за результатом Итосу считал пошлятиной,
а далеко не все студенты выдерживали такой подход к занятиям. Фунакоси
никуда не торопился, и ему в конечном счете удалось усвоить именно то,
что Итосу больше всего хотел передать - этическую составляющую, которую
Железный Конь считал сокровенной сущностью тэ.
Занятия каратэ - «китайской
рукой», как ее теперь все чаще именовали, - проходили, что называется,
традиционным способом. Ученики разминались, выполняя для этого старинные
китайские упражнения, несколько упрощенные и переделанные на острове.
Без этой разминки они вряд
ли смогли бы вообще приступить к учебе, поскольку каждый день очень
уставали. Особые способы дыхания осваивались месяцами и позволяли выдерживать
все более сильные удары по незащищенному телу. В среднем на такое уходило
два-три года. Из-за этого студенты первое время ходили черными от синяков,
и так их узнавали в общественных банях. Изучалась пресловутая стойка
всадника во всех ее проявлениях как основа правильного дыхания и способ
закалки ног. Совершенная отработка удара давала возможность управлять
его усилием, посылая дыхание (мы бы назвали это жизненной силой) несколькими
способами в руки и ноги и придавая им мощь стальных мечей. В результате
человек оказывался способен дробить камни и ломать бревна. Остаток времени
посвящали техникам поединка.
Поскольку каждый прием был
потенциально смертельным, поединки, как это тогда предписывалось, «начинались
и заканчивались защитой». Партнеры обменивались парой ударов, после
чего превосходство одного из них становилось очевидным для всех. Гораздо
больше внимания уделялось отработке приемов в парах, причем студенты
искренне надеялись, что им никогда не придется применить обретенное
знание на практике.
Занимались всем этим в сараях,
на полянках в лесу и прочих специально отведенных местах в нижнем белье
(сегодня этому классическому одеянию для каратэ придается преувеличенное
значение) или голыми. Японское правительство занятия не поощряло, но
особо и не преследовало. В 1901 году инспектор средних школ Окинавы
Огава Синтаро познакомился с Фунакоси и отправил в министерство просвещения
докладную записку, живописуя каратэ как незаменимое средство физического
воспитания призывников. В течение последующих десяти лет во всех школах
острова открылись военно-спортивные секции каратэ (или что-то вроде
этого). В 1912 году офицеры японских ВМС некоторое время изучали основы
каратэ под руководством Фунакоси, а потом, вернувшись в Японию, растрепали
об этом своим сослуживцам. Еще через пять лет несколько больших мастеров
(Фунакоси в том числе) были приглашены в Киото выступить в центре японских
будо - «воинских путей» - Бутокудэн, где преподавались дзюдо и классическое
фехтование.
Трудно сказать, каков был
результат этой поездки. Поединки с японцами проводил именно Фунакоси,
но общественного отклика событие не получило, а про «китайскую руку»
на несколько лет словно забыли. Поскольку сам Фунакоси сознательно умалчивал
о том, как было дело, остается предположить, что японцы потерпели полный
разгром. Будь это не так, о встрече раструбили бы все газеты. Тем не
менее звездный час каратэ подошел вплотную. 6 марта 1921 года Окинаву
посетил будущий император Хирохито и милостиво соизволил полюбоваться
на выступления Фунакоси и десяти его учеников. На этот раз успех был
полным. Наследный принц мог позволить себе выразить истинное отношение
к делу, не роняя при этом царственного достоинства. Увиденное он от
души назвал чудом.
После
этого старый Итосу, как говорится, благословил Фунакоси - тогдашнего
главу Окинавской ассоциации боевых искусств - на отъезд в Японию. Нашему
герою к этому времени было уже без малого пятьдесят лет. В этом возрасте
большинство мастеров чего бы то ни было позволяют себе расслабиться.
В свою очередь, Фунакоси предстояло, по сути, начать новую жизнь - причем
с нуля, поскольку в имперской Японии немолодой островитянин был никем
в прямом смысле этого слова. Кроме того, ехал он не один. Одновременно
с ним в Японию на поиски счастья переселялись другие известные учителя.
Многие из них относились к Фунакоси довольно холодно, а некоторые были
попросту лучшими бойцами. Завоевывать симпатии публики предстояло в
условиях жесткой конкуренции, а к борьбе за место под солнцем Фунакоси,
считавший всех мастеров каратэ своими братьями, готов не был. Здесь
он проявил редкостную дальновидность, сумев отойти от формальной традиции
и, что называется, «перевел каратэ на японский язык». Не только терминология,
но и сущность учения преобразились, как и само слово. После замены первого
знака оно стало обозначать уже не «китайскую», а «пустую руку». Это
одновременно намекало и на «безоружный» характер борьбы, и на ее «пустотное»
(буддийское) происхождение, соприродное идеологии привычных японских
будо. И называться она стала теперь не иначе как каратэдо - «путь пустой
(буддийской) руки».
Фунакоси
- наставник
Теперь
Фунакоси, привыкшему всю жизнь довольствоваться малым, приходилось спешить,
пользуясь каждой возможностью. Он сам впоследствии без ложного тщеславия
говорил о себе как о человеке, оказавшемся в нужном месте в нужное время.
Первая его книга «Рюкю кэмпо: каратэ» («Окинавский кулачный способ:
пустая рука») вышла менее чем через год после переезда. Фунакоси без
колебаний оставил на Окинаве жену и детей, не имея ни малейшего представления
о том, когда он снова сможет увидеться с ними. Тогда же, в июне 1922
года, он встретился с основоположником дзюдо Кано Дзигоро, организовавшим
трехдневный семинар Фунакоси в своей школе - одном из крупнейших центров
будо Японии. В студенческом общежитии Мэйсэйдзюку мастер основал собственную
школу, где обучался известный художник-график Косуги Хоан. Он иллюстрировал
второй учебник по каратэдо, а после того, как Великое землетрясение
Канто 1 сентября 1923 года почти полностью разрушило Токио, помог Фунакоси
вновь «набрать обороты». В университете Кэё возникла небольшая группа
под названием «Дай Ниппон кэмпо каратэдо» («Великояпонский кулачный
способ Путь пустой руки»). Это старейший в Японии студенческий клуб
каратэ, здравствующий и по сей день.
Катастрофическое землетрясение
только дополнило в глазах Фунакоси апокалиптическую картину индустриальной
Японии с ее «самурайским духом» и претензиями на мировое влияние. Он
окончательно уверился в своей обязанности донести «этическое послание»
каратэ до миллионов суетных и агрессивных горожан. К 1930 году во всех
крупных университетах энтузиасты обучались каратэ. Тогда Фунакоси вновь
удостоился внимания Хирохито: уже император, тот прочел книгу о каратэдо,
иллюстрированную Косуги.
Ученикам, достигшим уровня
молодых мастеров, начали выдавать черные пояса, как в фехтовании и дзюдо;
повсюду возникли школы и секции. Именно с этого и началось вырождение
каратэ, превращаемого «мастерами новой волны» в кровавый спорт. Львиная
доля тренировок посвящалась поединкам, часто заканчивавшимся тяжелыми
травмами. По мере того как пропадал интерес к традиционным способам
обучения, падал и уровень технической подготовки студентов. Классический
принцип каратэ «иккэн хисацу» («одним ударом - наповал») уже нельзя
было бы воплотить в жизнь, поскольку прежнее развитие «чудесных умений»
сменила грубая сила.
Вскоре наметилось невообразимое
с традиционной точки зрения разделение каратэ на «контактное», где спортсмены
в защитных доспехах молотили друг друга почем зря со всей дури, и «бесконтактное»,
где обучали бить так, чтобы не причинить вреда партнеру. Со своей стороны
Фунакоси ничего не мог противопоставить выхолащиванию каратэ, кроме
личного примера. Он пытался «приспособиться» к новым правилам, соглашаясь
изредка на участие в показательных поединках, но в своих действиях ограничиваясь
одной защитой. Это привело к тому, что накачанные противники в конце
концов отказались с ним соревноваться - защита Фунакоси была эффективней
и попросту болезненней самых сильных ударов, к которым они привыкли
в своих спортшколах. Небольшие группы верных продолжали совершенствовать
понемногу преподанное им настоящее каратэ. В честь своего учителя Сёто
(Утомленная Волна, литературный псевдоним Фунакоси) они назвали вновь
открытый в Токио центр каратэ «Сётокан» («Зал Сёто»). В нем преподавал
и младший сын учителя Дзиго, оставив собственную традицию, несколько
отличную от стилистики самого Фунакоси.
Началась война. Каратэ в его
новой и упрощенной разновидности стали преподавать солдатам и ополченцам.
Это явилось еще одним ударом для мастера. Во время очередной бомбежки
«Сётокан» был разрушен. Дзиго умер от лейкемии, а в 1947 году умерла
и жена Фунакоси, чудом сумевшая во время битвы за Окинаву перебраться
в Японию. Под конец жизни старику в который раз пришлось все начинать
сначала. Правда, американские оккупационные власти приветствовали его
деятельность. Во-первых, каратэ для них было, как ни странно, тем же,
чем и для Фунакоси, - школой самообороны и нравственного совершенствования
в отличие от милитаристских японских будо. Во-вторых, американские военнослужащие
проявили прямо-таки массовый интерес к каратэ, старательно занимались
годами и отъезжали на родину, не теряя связи со своими учителями. И,
наконец, личность наставника была симпатична представителям армейской
верхушки. Это помогало мастеру сохранять присутствие духа. Восьмидесятилетний
старик день за днем продолжал занятия, а его молодые ученики позволяли
себе эти занятия прогуливать. Куда большее участие принимало в жизни
учителя, скажем, стратегическое авиационное командование США. 26 апреля
1957 года наставник Фунакоси умер и был похоронен в Токио, на кладбище
одного из монастырей. В полном соответствии с его убеждениями надпись,
выбитая на могильном камне, напоминает пришедшим, что «в каратэ нет
нападения».
Андрей Филозов, Эгоист-generation
